Мастерская кукол  - Элизабет МакНилл

Айрис уставилась на него. Все ее члены налились невероятной тяжестью; просто пошевелиться и то было трудно, почти невозможно. Его слова эхом отдавались в ее ушах: «Я надеялся, что у меня есть хотя бы ничтожный шанс…»

Луис пригладил растрепавшиеся волосы, потер лицо, отвернулся, и Айрис подумала, что могла бы обнять его, поцеловать, если бы… если бы не презирала его так сильно.

Несколько секунд в гостиной царило молчание, потом она пошевелилась и поплотнее закуталась в платок, собираясь уходить, но в последний момент Луис все-таки отважился бросить на нее короткий взгляд, и вся ее решимость куда-то испарилась. Она просто не могла расстаться с ним. Не могла – и все. Это было выше ее сил. В эти мгновения Айрис казалось, что она должна получить его целиком или навсегда с ним расстаться, однако ей была невыносима сама мысль, что она может потерять и его, и все, что связывалось с ним в ее представлениях: его советы, прикосновения руки, которая направляли зажатый в ее пальцах уголь, мазки ярко-алой краски на белом холсте, превращающиеся на глазах в нарисованную клубничину – спелую, сочную, подмигивающую блестящим бочком.

И, почти помимо своей воли, Айрис шагнула вперед. Через мгновение их губы соединились. Она почувствовала исходящий от него ароматный запах трубочного табака и испытала приступ стыда, который через считаные мгновения превратился в желание. Айрис часто повторяла себе, что должна сопротивляться этому чувству. Много раз она репетировала, как выставит перед собой ладони и напомнит Луису о своей чести, о порядочности и добром имени, но, когда его губы опустились ниже, а ее рука скользнула ему под жилет и нащупала выпуклый рельеф груди, остановиться она уже не смогла, да и не хотела.

– Айрис… – начал было Луис, но она закрыла ему рот еще одним поцелуем и, опустившись на кушетку, притянула к себе. Возбуждение и радость огнем вспыхнули в ее груди, когда она почувствовала, как Луис поднял ее нижние юбки и просунул ладонь между бедрами. Негромко вскрикнув, Айрис в свою очередь потянулась к нему. Кушетка скрипнула под двойной тяжестью, но она не слышала. Единственное, чего она хотела сейчас, это целиком отдаться своему позору, который был так бесконечно прекрасен…

Лондон, Белгрейв-сквер, 32

23 апреля, 1851

Айрис лежит на полу в подвале под лавкой Сайласа, и он протягивает к ней руки. Она спускает с плеча ворот платья и мечтательно улыбается – совсем чуть-чуть, так что не видно даже зубов, но это, несомненно, улыбка. Но Сайлас не глядит на ее лицо. Она, такая же, какой он увидел ее в тот день, когда они впервые встретились на строительстве павильона Великой выставки, – изящная, причудливо изогнутая ключица, которая чуть натягивает тонкую белую кожу. Айрис кивает. Это означает: «Да, можешь ее потрогать». Сайлас сжимает тонкую кость пальцами, и она вдруг отделяется от тела, словно отрубленная мясником. Он держит ее в руке, подносит к глазам. Он в восторге. Такой красоты он еще никогда не видел!

Айрис кладет свою руку поверх его пальцев.

– Наконец-то ты сумела от него избавиться, – говорит Сайлас.

– Спасибо тебе, – отвечает она. – Ах, если бы я только смогла увидеть твои работы в Хрустальном дворце, я бы больше ничего не требовала до конца моей жизни. Ты настоящий гений, Сайлас!

Откуда-то доносится громкий стук, и она оборачивается.

– Не уходи! – просит Сайлас, но его уже грубо отрывают от нее, а сама Айрис начинает понемногу таять в воздухе. Кость в руке тоже исчезает. Стук повторяется – громкий, настойчивый, и Сайлас понимает, что сжимает в кулаке пустоту.

Он, однако, не спешит открывать глаза, продолжая наслаждаться чудесным сном. Впрочем, кто сказал, что это был сон? Он видел Айрис так ясно, что у него нет никаких сомнений: все это происходило в действительности. Она приходила к нему на самом деле! Не зря же она упомянула про Великую выставку. Айрис хотела подсказать ему, что он должен сделать дальше. Ну конечно!.. Он купит ей входной билет!

Стук в дверь продолжается, с улицы доносятся какие-то крики, но Сайлас, натянув на голову подушку, пытается еще раз насладиться гладкой текстурой изящной косточки.

– Сайлас! Я знаю, что ты дома! Открывай живо, дерьмо трусливое!

На этот раз он узнал голос Дельфинихи. Именно так она орала, когда в полночь вышвыривала из своего заведения упившихся до беспамятства клиентов.

Что ей от него надо?

Нахмурившись, Сайлас крепко закрыл глаза и попытался снова заснуть, надеясь увидеть продолжение сна. Что ему снилось, когда раздался этот дурацкий стук? Ах да!.. Айрис взяла его за руку, наклонилась ближе и сказала…

– Да открой же эту чертову дверь, мерзавец!

Но Сайлас только крепче зажмурился.

За последние дни ему не раз приходилось слышать, как стучатся в лавку клиенты. Ничего удивительного. До начала светского сезона оставалось совсем немного, до открытия Выставки – и того меньше, и Лондон был наводнен приезжими, каждый из которых жаждал приобрести у него какую-нибудь диковинку. Но Сайлас не открывал, и в конце концов клиенты уходил восвояси, брезгливо зажимая носы, чтобы не чувствовать поднимавшейся от куч нечистот вони. Там, среди отбросов, гнил и светло-бежевый спаниель с коричневым пятном на спине, к которому Сайлас давно утратил интерес.